Взмах > Бизнес-школа > Личное мнение директора > Школьные истины саморазвивающейся организации
Ел. Мор. — Елена Морозова, Е.М. — Елена Маркушина.
Елена Юрьевна Морозова — основатель и директор частной бизнес-школы «Взмах» в Санкт-Петербурге. Для читателя-скептика замечу: школа Морозовой была не первой школой, где учился мой ребенок. Мне есть, с чем сравнивать и о чем спросить. В 2004 г. школа отметила своё 15-летие. В канун празднования 8 марта нам особо интересны женские лица в пантеоне не по-женски трудных, но успешно решенных задач. Мы рады познакомить вас с этим примером истинного новаторства и лидерства в столь непростой сфере бизнеса, как частная педагогика.
Е.М. Если говорить о «Взмахе» как о бизнесе, то на мой взгляд, это тот случай, когда строгое следование миссии наносит ущерб экономически показателям. Если мы должны, прежде всего, зарабатывать, то рубль во главе угла, а если там находится миссия... Мне-то как раз удалось заметить, что у вас сначала миссия, потом рубль. Но для тех, кому в это не верится, поясните пожалуйста, как вам удается выдерживать паритет между надобностью оплачивать счета, зарабатывать и миссией?
Ел. Мор. По большому счёту именно следование миссии, а не рублю и является выгодным с точки зрения бизнеса. Нам уже 15 и поверьте, что если бы мы изначально ориентировались на рубль, то на каких-то краткосрочных этапах мы точно зарабатывали бы больше. Но мы бы уже не раз погибли: во время кризиса или еще в какое-то время. Если бы во главе угла был рубль, то и к нам бы относились как к услуге, от которой легко можно отказаться: нет денег — не пойду больше в эту школу, зачем это надо? К нам же иногда приводят ребенка не потому, что у родителей появились лишние деньги, а как раз «сначала на школу, потом что останется по другим статьям». Сюда приходят точно за чем-то необходимым. И это всегда должно оставаться, не смотря ни на что. Сейчас что-то странное с экономикой происходит. Все спешат зарабатывать. У меня есть подозрение, что компаний готовых следовать своей миссии, особенно в сфере малого бизнеса, в ближайшее время будет становиться всё меньше. Потом всё качнется в обратную сторону. Быть нравственным, думать о принципах, а не о сиюминутном — выгодно.
Е.М. Меня прежде интересует, откуда в такой непростой и своеобразно развивающейся сфере как педагогика может появиться новатор?
Ел. Мор. Очень просто: из заботы о собственных детях. Из «педагогики для себя, своей семьи».
Е.М. Как это сложилось?
Ел. Мор. Не скажу «случайно». Не очевидно, не просто и неслучайно. Я закончила Ленинградский Институт Физической Культуры им. Лесгафта. Не смотря на серьезные успехи в спорте, собиралась заниматься научной работой. Тогда на кафедре физиологии была группа, изучавшая не просто феномен сна как таковой, а сон спортсменов. В более широком смысле предметом изучения был мозг. Это невероятно интересно и с тех пор мой интерес к сфере человеческих способностей имеет регулярный характер.
Замуж я вышла рано и раньше, чем другие мамы (в смысле возраста) столкнулась с проблемами средней школы. То, что наша советская школа делала с моим ребёнком, мне категорически не нравилось. Нашлось еще несколько мамочек, рассуждающих также. Мы приняли непростое решение забрать своих детей из обычной школы и перевести их на домашнее обучение. Было это не так давно в историческом масштабе, но в совершенно другие времена, в другой России. Еще не было понятно, чем закончится перестройка, да и самой перестройки еще не чувствовалось. Так что в наших действиях был несомненный и серьезный риск. Но... очень быстро у нас образовался настоящий класс. Так как мы делали школу, прежде всего, для своих собственных детей. Мы не задумывались даже о том, как наши дети будут получать аттестаты и дипломы; нам просто невмоготу было снова отправлять их туда, где им совершенно очевидно плохо, да похоже и не очень полезно. Нам хотелось, чтобы им просто было хорошо в школе, чтобы наша «школа» не отучала интересоваться всем на свете, искать свои решения и свои ответы, чтобы наши дети общались с педагогами, которым действительно интересно общаться с детьми и которым есть чему их научить.
Е.М. А как случилось, что домашняя школа, вдруг перестала быть таковой и вышла на уровень частного бизнеса?
Ел. Мор. Параллельно с домашней школой (научившись на своих детях) мы организовали группы эстетического воспитания и развития для дошкольников. Это было довольно популярное тогда явление. Мы просто делали это хорошо, верили своему опыту, а не тому что говорили умные люди (в этом смысле отсутствие педагогического опыта совершенно определенно сыграло нам на руку), ну и занимались этим делом с удовольствием и с умом. Дети всё приходили, и мы стали перед необходимостью увеличивать количество педагогов...
В те времена, как вы помните, очень тяжело было устроиться на работу, так что на наше объявление откликнулись многие. Мы поспешили обрадоваться образовавшейся очереди. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что профессиональные педагоги, которых мы тщательно подбирали, не удерживают групп (от занятия к занятию, количество детей в их группах таяло, а у нас — нет). Нам казалось, что это так просто: когда детям нравится — они бегут на занятия!.. Короче, мы не взяли никого из тех, кто пришел тогда.
Это потом, позднее, мы разобрались в чём дело и долго еще сохраняли предубеждение по отношению к выпускникам педов и психфаков. Что со студентами там делают, я не знаю, но они приобретают свойства, как мне кажется, не свойственные обычному человеку: святая уверенность в том, что на каждый вопрос существует только один правильный ответ; что каждый ребенок чего-то непрерывно им должен; что каждый из них в чем-то непременно виноват и вообще, потенциально опасен. Не удивительно, что и дети их сторонятся.
Е.М. Как по-вашему, что нужно сделать с ребёнком в детстве, чтобы он потом, получив власть, стал... нехорошим начальником, унижающим другого, преследующим личность и интеллект и т.п.
Ел. Мор. Это-то как раз нетрудно, к сожалению. Всё это воспитывают, чаще невольно, как раз те самые «запутанные» люди, которыми полны школы. Когда они, например, конкурируют с ребёнком, не отдавая себе в этом отчёта; когда отыгрывают на них свои неуспехи, униженность, просто плохое настроение. Я далека от того, чтобы осуждать их. Осознанности, пониманию того, что чувствуешь, что на самом деле делаешь, какое послание это несет, нигде не учат. Не удивительно, что мало кто это и умеет. Но если для обычного человека — это его личная трудность, то для преподавателя — катастрофа. Суть его работы — осознанная, очень экологичная коммуникация, взаимодействие, которое воодушевляет, вселяет уверенность в себе.
Ел. Мор. К нам приходят иногда дети умные, необычные, с яркими лидерскими качествами но... забитые и озлобленные. В школах их, мягко говоря, не очень любят, а если по правде, то и сживают со свету именно за неординарность и интеллект (может не самым лучшим образом предъявляемый, но тем не менее). А мальчишки, из которых потом хорошие начальники могли бы вырасти, как раз именно шебутными и бывают. Обычная школа, предъявляя им обратную связь, не разводит одно и другое, не говорит им «да, то что ты говоришь неординарно и умно, но...», а говорит что-то вроде «заткнись, дурак». Как этому можно противостоять? Вот таким образом ребенок и получает послание «тот прав у кого больше прав». Конечно никто никогда ничего такого не говорит прямо и, более того, не хочет ничего подобного сказать, но....
Е.М. Это поэтому у вас сразу, если что случилось, приглашают в этот кабинет для общения с директором по душам?
Ел. Мор. Приглашают, но прежде всего, взрослых: преподавателей, менеджеров, родителей. ничего нельзя воспитать в ребёнке, если с ним работают недостаточно личностно зрелые люди. C детьми же я конечно тоже общаюсь, но последние годы, гораздо меньше чем мне хотелось бы.
Е.М. Я иногда встречаю в компаниях таких менеджеров, по поведению которых можно с уверенностью сказать, что учась в школе, они списывали. Списывали постоянно и беззастенчиво. Потом они стали большими дядями и тётями, обзавелись дипломами, и когда им дают какое-то поручение, они начинают искать: у кого бы взять аналог, предыдущую версию, кого бы попросить сделать тихо за меня, у кого бы занять мысль. Как вы с этим работаете? Как оцениваете детский труд. Для разных детей у вас есть разные оценки, и не все понимают, почему одному «три» и другому, который учил-учил-учил — тоже «три».
Ел. Мор. Это всё та же тема — осознание процесса учёбы как своего Пути, уже начавшейся Жизни, а не подготовки к ней. Осознание происходящего с тобой как чего—то очень интересного и ценного. Развитие — это особенный, очень острый кайф, и во многом — цель жизни. И как это: кто-то решит за меня задачу, нарисует этот график, сделает картинку на компьютере!? Это все равно, что кто-то съест за меня мороженое или проживёт за меня часть моей жизни ? Чушь! На мой взгляд, намерение списать происходит от страха быть хуже другого, страха не соответствовать. Потом это становится привычкой, особенно если подкрепляется убеждением, что так проще. Это очень грустно. Подумайте сами, тот маленький ребёнок, который живет в каждом из нас никогда в жизни не поручит кому-то за себя поиграть. Если ребёнок перекладывает на кого-то этот «труд», чтобы потом просто воспользоваться лишь результатами, значит сломалось что-то очень важное.
Е. М. Почему такие «дети» так стремятся командовать? Как это связано с дефицитом начальников мотивирующих, лидирующих, искренних и т.д.?
Ел. Мор. Начнем с того, что в нашем народе архитипически заложена нелюбовь к начальникам. Я когда стала всё это осознавать на своей шкуре, прониклась таким сочувствием к начальникам! Ведь они-бедные всем должны. На них наезжают и подчиненные («почему ты мне это поручил и так мало заплатил»), и налоговики и «верхние начальники» и т.д. и т.п. А вот рвутся в начальники, на мой взгляд те, кто жил рядом с «начальниками» в семье, в школе... кто может почувствовать себя большим, уважаемым — человеком, короче — лишь став начальником, заполучив подчиненных, автоматически уважающих, безгласных и т.д.
Е.М. Представляю себе: в сложившейся питерской системе школьного образования вдруг появляется такое явление как «Взмах»... Как оно — это явление — с этой системой взаимодействует? Как система влияет на «Взмах» и школа на систему? Кто-то пошел за вами? Как вы декодируете сигналы, подаваемые этой системой? Что она сообщает: «слава богу, а то у нас тут 100 лет ничего не менялось» или как? Оговоримся только: система честно старалась успевать — мет’оды, программы, директивы, всё вокруг того самого, что оставалось незыблемым — отношение к ребёнку. Система научения безоговорочно выигрывает, начни мы её сравнивать с американской или канадской. Но мы-то не о том.
Ел. Мор. Да. Если поначалу частные школы вызывали чуть ли не ужас, то сейчас, когда родители обращаются в органы народного образования с вопросом «куда отдать ребёнка, ему не нравится учиться», то наряду с какими-то государственными учреждениями рекомендуют и нас, а среди частных школ часто рекомендуют первыми. Я очень это ценю. Это и признание наших успехов и знак того, что в самой системе что-то важное меняется. Между нами все меньше взаимного отрицания и все больше взаимного уважения. У меня ощущение, что нам всё больше воздаётся по заслугам.
Е.М. Конечно, по прошествии 15-ли лет почему бы не воздать?!
Ел. Мор. Однако, я все же досадую на наше официальное образование и не понимаю его категорически. В целом по стране можно найти порядка ста успешных частных школ. Их опыт надо изучать. Если к нам люди приходят и дают деньги за то, что в любом дворе можно получить бесплатно, то это вообще чего-то да значит! Вот этих людей надо собирать и говорить с ними о будущем школьного образования. Я бы собрала их еще и потому, что они напрямую взаимодействуют с потребителем, они знают, что надо людям (в отличие от тех, кто сейчас реформирует систему образования).
Е.М. Официальная школа, насколько я понимаю, ориентирована не на то, что надо людям, а на то, что нужно государству.
Ел. Мор. Мне тут опять вчера сказали, что я — романтик. Я — правда, романтик, но я искренне считаю, что это одно и то же! Государство, по-моему, как раз и должно быть заинтересовано в том, в чем заинтересованы его граждане. Опять же, какая мама захочет плохого своему ребенку!? Просто, помогите ей и не надо ничего особенного выдумывать! Ну не хотят родители отдавать детей в школу в 6 лет и учить их 12. Ну и что, что за рубежом так принято, наши дети вообще умнее, а учатся они и так в три раза больше необходимого. Для чего этот еще один год выкинутый из жизни!? Просто послушайте родителей! Мы до сих пор учим по системе 1-3 (только никому не говорите). Родители просят, мы и не возражаем. Зачем четвертый год, если мы успеваем за три вместе с нашим гимназическим уровнем и двумя иностранными языками...
Е.М. «Взмах» иногда обвиняют в культе успеха в таком не самом глубоком, а скорее оберточном западном виде. Что вы на это ответите?
Ел. Мор. Сама удивляюсь, почему так происходит. По-моему, люди так реагируют на рекламу, по-своему трактуют слово «успех». Мы говорим «цель школы — человек успешный», «мы научим вас побеждать», «мы научим мечты сбываться». Побеждать и быть первым — не равно, как и не факт, что данному конкретному человеку нужны победы. Мы учим быть собой, не обязательно громким, часто тихим, лиричным, вполне гуманитарным. Важно чтобы это, то или иное шло изнутри, не было кем-то навязано. Мне часто говорят, «вот наверное вам приятно, когда ваши выпускники достигают чего-то такого крутого». Я отвечаю, что рада, когда они достигают того, чего хотят. Иногда это совершенно незвездные вещи.
Е.М. По-моему, существует опасность создать искусственные условия настолько непохожие на те, что за окном, что по выходу из такой среды человек не может полностью адаптироваться. Я вот даже слышала от одной уважаемой фирмы, что они не берут на работу выпускника, скажем, финэка, если до этого он закончил школу «Взмах». Звучали обвинения в неадекватной самооценке.
Ел. Мор. Опасность такая существует для любого сообщества. Я всегда говорю нашим детям: «Очень может быть, что, покинув школу, вы столкнетесь с другим миром, где будет не так уютно, как здесь. Важно, чтобы вы себе время от времени напоминали о том, что жизнь может быть комфортной и кайфовой. В ваших силах сделать ее такой». Мне верится в то, что они и в последствие будут создавать вокруг себя свой особенный мир. Они не в каждую компанию еще захотят пойти или, пощупав изнутри, не везде захотят остаться. Наше общество изменилось за последние 20 лет, в том числе в пользу свободы выбора. Люди и должны себя окружать такими людьми, которые их позитивно отражают, скажем так, «своими по духу».
Сегодня те, кто нестандартен, небанален имеют возможность самореализации. Сегодня их стоимость заметно растет. Мы очень современны и прогрессивны в этом смысле, и мне бы хотелось, чтобы очагов взмаховости в нашем таком невзмаховском мире возникало все больше.
Когда 18-летний пацан приходит в коллектив и заявляет «я справлюсь», «я возьмусь за это» — понятно, что это может вызывать недоумение, конкуренцию, ревность старожил, которые уже не первый год на службе, но им еще не доверяли и т.д. Наши точно не строятся в очередь, а очень многие ждут, что они встанут в неё. Здесь нет упертости, ненужной бескомпромиссности. Мне важно чтобы у них был выбор. Я им всегда говорю, что если ты решил с ними всё-таки сварить что-то, то тебе придётся к их особенностям привыкать, как язык новый выучить, всё равно, что за границу поехать.
Е.М. Может стоит детям время от времени показывать, что их ожидает. Я знаю, у вас настоящие летние практики есть, но их маловато. Хотя, возможно, правильно именно так, давать ребёнку прожить детство?
Ел. Мор. Тут даже не факт, что о чувстве меры нужно говорить. Каждому ребёнку — своё. Мы стремимся предоставить максимум возможностей и выбора, создать мотивацию, обозначить престиж летней практики. Но дети у нас, как и везде, разные. Кто-то ждет лета, чтобы что-то доказать себе и родителям, а кто-то рвётся на дачу — это нормально. Работая в реальных компаниях, наши дети зачастую получают прекрасные отзывы как более подготовленные и заинтересованные, чем новички после ВУЗов. Они могут выполнять менеджерские, организаторские функции, работать в маркетинге, рекламе, сайтостроении, Web-дизайне, журналистике. Не говоря уже о том, что дети работают на благоустройстве школы, забивают гвозди и красят стены. На момент выхода из школы ребёнок должен иметь зачёт минимум по 9-ти практикам (внутренним и внешним). Начинаются они с 7-го класса. Перейти в следующий класс нельзя без зачтенных практик. Если ребёнок хочет большего, то он может пройти дополнительные практики. И таких немало. Ведь это большое соревнование...хоть и неявное.
Е.М. Да-да, я помню, у моей концу 8-го класса было зачтено 4 практики, она очень этим гордилась. Все в классе соревновались и записывали в свой блокнотик, кто что сделал (пол помыл или флаерсы раздавал) — а вдруг для зачёта пригодится!
Ел. Мор. (Смеётся) Да. Судите сами: практика исполнительская, коммуникативная, участник малого дела, организатор малого дела, допрофессиональная, профессиональная, бизнес-план, спец. профессиональная, академическая, маркетинговая, журналистская, педагогическая, политическая, театральная. А теперь представьте, что говорите об этом в стенах обычной школы!..
Знаете, к нам на курсы педагогов приходят люди с такими застывшими выражениями на лицах, что даже непривычно. У них никакие мышцы на лицах не шевелятся. Немудрено, что и им среди нас, таких раскованных, не слишком уютно. А вот выпускники этих же курсов, через 3-4 месяца уже на людей похожи: смеются, громко разговаривают, не соглашаются с чем-то, плачут, если горько.
Е.М. Так это ведь как раз считается достоинством выпускников психфака. Даже после долгих лет практики они считают способность носить маску непроницаемости (как и искусственной позитивности) одним из показателей профессионализма.
Ел. Мор. Да у нас вообще нет народной привычки к открытому проявлению эмоций. Это, если хотите, национальная черта. Вот дома на кухне — я лев, а в коллективе ... сдержанность является добродетелью.
Для бизнес-сообщества здесь определенная подмена понятий мне видится. Эмоциональный человек может оказаться находкой для конкурирующей стороны на переговорах? Соглашусь, но опасна не эмоциональность, а неспособность управлять эмоциями, как, впрочем, и намерение изжить эмоции как таковые, чтобы скрывать было нечего.
Е.М. Спрошу Вас как бизнес-консультанта. Сколько по-вашему должно быть в компании белых ворон, чтобы очаг заболачивания не распространился на всю организацию и лягушки не завелись?
Ел. Мор. Есть наверное какое-то оптимальное соотношение, но если в компании все одинаково и ровно, то может сразу закрыть, что бы не мучилась? (Смеётся). Финал-то известен.
Е.М. Что вашу школу изначально отличало от обычной, государственной школы?
Ел. Мор. Во-первых, это узаконенное право быть не таким как все, право на собственное мнение, отличное от традиционного, право отстаивать это мнение. Во-вторых, возможность понять, чего я хочу на самом деле. Это, к слову, возведено в ранг задачи. Обычная школа где все расписано и определено заранее, по определению не может предоставить такой возможности. У людей атрофируется способность чувствовать свои «аппетиты», интересы, границы.
Моему брату в первый же день в школе сказали «запомни, теперь никому не важно чего там ты хочешь, а чего не хочешь. Учитель сказал надо, значит надо». Это давно было, но я и сейчас часто в диалоге со взрослыми людьми наблюдаю страшную путаницу между «хочу», «надо», «нравится», «есть способности» и другими внешне похожими, но очень разными вещами. То, что даётся легко — не ценится, кажется несерьезным, и человек рвется в ту область где ему трудно и кажется, что это и есть самое достойное занятие.
Мы говорим «мы учим мечты сбываться». И полдела в этом даже для взрослого человека — научить мечтать, вспомнить как это делалось в детстве.
Наша задача сделать так, чтобы человеку не пришлось в 28, 35, 40 лет осознавать, что шел не туда, круто менять свою цель. Чтобы ценил то, что имеет, а не завидовал тому, кто имеет другое, чтобы не ограничивал себя «это не по мне», «все равно не выйдет» и т.д.
Е.М. В чем состоят ваши ключевые компетенции? Какую синергетику вместе они проявляют? Персонаж Остина Пауэрса называл это «моджо». Что такое моджо для «Взмаха»?
Ел. Мор. Наверное, это салат. Первый компонент в нём, который нас отличает — наличие выверенной технологии.
Е.М. Она подлежит тиражированию? У вас есть последователи?
Ел. Мор. Это подлежит тиражированию. Однако... если при покупке технологии какой-то торговой сети инвестор понимает, что следуя ей, он через такое-то время заработает столько-то денег, то мы, к сожалению, этого не гарантируем. Образование — бизнес без прибыли. Мы говорим возможным последователям: «Следуя нашей технологии, вы вырастите, станете выпускать успешных детей, станете такими же ненормальными как мы». Вот это мы можем гарантировать (Смеётся)!
Второй компонент салата — наша неуспокоенность и постоянное стремление к обновлению. Это можно назвать по-японски (как вы это называете — кайдзен), но для нас непрерывное совершенствование происходит не от того, что мы знаем, что так надо, а от того, что мы сами такие и не можем иначе. Нам нужно опережать не конкурентов или время, а самих себя. Для нас это очень серьезно. Без неугомонности и постоянных открытий не может быть школы. Мы ведь должны учить творчеству, учить делать открытия!
Третьим я бы назвала «отношения». Отношения как способность к коммуникации и как взаимную теплоту. Дети, когда попадают сюда, страшно удивляются заботе старшеклассников о малышах, дружбе вне границ возрастов и классов. Они говорят «у вас так странно, все такие дружелюбные, и взрослые прямо как не учителя».
Приобретению навыка коммуникации способствуют наши бизнесы: школьный банк, СМИ, IT, театр, реклама, чемпионат и проекты. Мы не учим детей сотрудничеству специально, они научаются этому сами, работая в ремонтной бригаде, кафе или в гардеробе, делая общее дело вместе со взрослыми. Ежегодно мы проводим Открытый чемпионат России по деловым играм. Представляете какое дополнение к учебному процессу! Но нам надо это, и мы это делаем. Когда ребята видят, с каким уважением относятся к нашей работе наши многочисленные гости, когда они убеждаются, что каждый последующий чемпионат собирает все больше команд. В этом году уже из 14 городов из России, Украины, Эстонии. Когда девятиклассник работает на Игре в патентной палате или в правительстве региона, когда приезжие одиннадцатиклассники с уважением прислушиваются к его мнению — это дорогого стоит. Это оправдывает все затраты.
Е.М. На прошлогоднем чемпионате мне ситуация с папами понравилась. Впервые деловые папы ваших учащихся выставили команду, которая заняла «почётное» 11-е место, кажется. И, по отзывам, они были в шоке от детей, их подготовки и прочего. Почему папы продули?
Ел. Мор. Игра, в которую мы тут играем, очень сложная. Для того, чтобы победить очень много должно быть умений: коммуникативных (быстро и без споров поделить роли для начала. Взрослые зачастую начинают обсуждать и теряют на этом много времени), затем надо быстро понять весьма нетривиальную схему. В-третьих, надо быстро шевелиться (бегать, успевать). Потом, надо руками что-то делать. И всё в одной команде. Взрослые заметно медленнее. Если снизить темп раз в пять, то у пап были бы шансы. Но ведь жизнь убыстряется. Молодые люди — они точно быстрее.
Е.М. И как вы боритесь с «эффектом Траута»? Это он в «Силе простоты» сказал: «Знакомство порождает неуважение». Объект подле тебя каждый день, эйфория свежести и ожиданий проходит, новизна достоинств стирается, начинаешь видеть недостатки и, в конце концов, на них и зацикливаешься. Естественный процесс? Как вы с ним поступаете?
Ел. Мор. Очень просто. Вовлекаем детей в работу над самим собой. Мы даем им прожить трудный кусок жизни, добиться чего-то пережить успех или неудачу, а после этого спрашиваем, ты понял почему это не получилось? К нам, зачастую, впервые приходят «на картинку», на красивые стены, на необычность. А оказывается, что мы продаем не это. Мы продаем возможность ребенка самосовершенствоваться, расти. Нам важно, пока очарование картинкой не прошло, показать, как можно самому делать себя и получать удовольствие от этого. Взмаховские дети — это именно те, кому нравится расти. Таких не так много.
Е.М. А вот странная вещь. Несмотря на то, что вы частная школа и как любой экономический институт ориентированы на прибавочную стоимость, вы нещадно исключаете детей за курение в стенах школы, за лень, за глоток пива в театральном школьном закулисье. Не стыкуется как-то одно с другим. Я вот теперь как родитель могу сравнивать разные частные школы и удивляюсь всё. Иные, имеющие вполне положительную репутацию, таких детей не отчисляют, их журят, ругают, но...в чём лукавство?
Ел. Мор. Мне непросто даётся такое отчисление, но по-моему (и это к вопросу о том, что делает наша школа) нам удается воспитывать в человеке чувство, что он отвечает за свою жизнь и за то что он с ней делает. Есть только один способ научить этому — дать ему «мочь», позволить ему отвечать. Некоторые дети по-настоящему сталкиваются с этим инперативом (ты можешь поступить так, это твое решение и твое право, но цена этому такова) лишь тогда, когда оказываются лицом к лицу с отчислением. И нет иного способа убедить их в том, что они действительно чего-то значат для нас — это действительно отчислить. Ребенок лукаво ждет, что все рассосется, как-то устроится, кто-то решит... что он конечно взрослый, но... и это не изменится никогда, если мы это не изменим сами. Если мы не будем последовательны и не отчислим, то всё остальное бессмысленно: и хорошее образование, и навыки, и что-то еще, так как человек будет лишен чего-то самого главного.
И для школы это важно: как только дети почувствуют, что с ними лукавят, что их дурят (говорят одно, а делают другое), так тут же всё перестает работать.
Е.М. Вы, говорят, девочку одну отчислили с формулировкой «за муж». Что это было?
Ел. Мор. (Смеётся) Вы, надеюсь, понимаете, в каком смысле «за муж». В призвании быть хорошей женой и матерью есть только позитивные вещи. Но мы, увы, не учим искусству соблазна или вышивания крестом (хотя могли бы). Мы — Бизнес-школа, отвечающая на совершенно определенный социальный заказ. Экономическая активность не для всех и когда это становится понятным — неясно, зачем ходить именно в эту школу.
Но это не все наши сложности. Например, приходит к нам девочка, круглая отличница из школы, где она всегда была первая и через какое-то время обучения в прекрасном сильном классе приходит в слезах: «Что же это такое!? Там я была первая, там я была звезда! А тут я чёрт знает что такое!». Это при том, что она была молодцом тут. Она училась в классе, где были блестящие мальчишки, с которыми ей и не нужно было конкурировать. Если бы она не зациклилась на этом, то точно нашла бы свою главную дорогу, но ей просто физически было не пережить, что она не по всем параметрам лучшая. Для неё — эта конкуренция стала всем на свете.
Есть и другая проблема, которую я могу и на собственном примере показать. Я в разные периоды жизни по-разному к этому относилась. Возможно, это покажется нескромным, но я думаю, что при желании я могла бы преуспеть на любой стезе: в алгебре, психологии, управлении. Я была одно время электромонтажником — тоже очень нравилось, получалось неплохо. Мне позволяет так думать наличие такой вещи, как «умение делать». Есть еще и менеджерские какие-то способности, понимание того, как организовать процесс, причём неважно какой, могу самоорганизовываться, постоянно учиться, могу связывать процессы и цели.
Е.М. Проблема-то в чём, не пойму я?
Ел. Мор. Так нельзя же во всех! Надо же выбрать! А когда выборов много, это не так и просто. Пришла к нам недавно одна весьма ресурсная девица и не очень хорошо показала себя за семестр. Я её спрашиваю: «Ну и как, Катя, ты довольна результатами?». Она говорит: «Очень довольна! Я поняла, что нельзя успеть везде!». Она тоже такая, она может успевать много где, и весь семестр безуспешно пыталась. Если бы пыталась и дальше, далеко не продвинулась бы.
Е.М. В чём состоит ваше личное новаторство как руководителя, которое вы могли бы сообщить директорам других частных школ?
Ел. Мор. Ну, я это говорю не только коллегам из частных школ, но и всеми, кто работает в бизнесе: деньги появляются тогда, когда о них не думаешь, когда реально есть миссия, видение, воодушевленность первым и вторым и вера в то, что ты делаешь что-то очень нужное. И тогда приходят деньги, не бешенные, но всегда достаточные для этого. И для меня это совершенно точно и в этом моё новаторство по отношению и к собственной жизни. Иногда начинаешь тревожиться; сами посудите — 150 человек сотрудников, и сделай я что-то не так — они все остаются без работы. Как только я начинаю чуть больше считать деньги, осторожничать, экономить — тут же всё становится не так, и это заметно даже на каком-то краткосрочном этапе. Не способствует процветанию также искусственная тишина. Есть такое психологическое знание «не надо замалчивать проблему», и это...
Е.М. Да что вы такое говорите? Напротив, надо молчать, нельзя призывать к обсуждению, к пересмотру, «в Багдаде всё спокойно»! Надо сглаживать, а вдруг конфликт, а вдруг заденешь кого-то?!
Ел. Мор. (Смеётся) Нет, не согласна. И это точно совершенно. Всегда стараюсь, а это очень непросто, найти решение в диалоге. Преодолеваешь и скепсис и неверие в то, что это сработает, но делаешь. Не надо откладывать или замалчивать! Это не эффективно, это не работает. А конфликт (не ор, а противостояние мнений ) - это всегда ресурс, всегда возможность для развития. Впрочем сегодня это уже высказывание:
Е.М. Ваши требования к команде. Не к педколлективу, а к команде. Что она для вас — семья или, скажем, роли, которые удачно взаимодополняются? Случайно ли то, что у вас два поколения семьи здесь работают, так получилось? Какие требования вы предъявляете к людям, на место в ней претендующим?
Ел. Мор. Ну с моими детьми как раз всё проще. Они такие же ненормальные, как и мы, и видят в том, чем мы занимаемся, огромные возможности для себя. Те, кто приходят к нам преподавать, тоже на нас похожи в этом. На свете, к сожалению, всё меньше ненормальных. Требования к неофитам? Их много, мы уже и не стараемся их формулировать, а предлагаем просто пожить среди нас и почувствовать «моё — не моё».
Специфика нашего дела совершенно точно определяет, что прежде всего — человек. Я вот несколько лет ищу людей на определенные роли. Хочется, чтобы к нам пришел тот, кто знает больше, чем мы и такой же сумасшедший. Годами никого не выбрать! Заподозрив в новичке нашего, роль ему мы всегда подыщем.
Подобрать человеку подходящую ему роль — это еще одна наша трудно копируемая компетенция. Я это люблю и радуюсь, когда человек находит себе наилучшее воплощение, наилучшим образом его сильные стороны проявляющее.
Е.М. Я вот думаю часто, что в управлении персоналом работает тот же закон, что и в счастливой семейной жизни. Надо определить три самых главных для тебя качества для человека на данной должности, без которых ну никак! А фишка в том, что всё остальное ради этих трех вещей надо принять. Мне не сразу далась эта мудрость на практике, но теперь мне жаль руководителей, которые больше посвящают времени поиску и муссированию недостатков (зачастую виртуальных) чем постановке задачи. Вы что об этом думаете?
Ел. Мор. Да, хорошо, интересно... Есть еще очень важное требование — постоянно меняться. И это так трудно, доложу я вам! Особенно когда всё хорошо, когда явно мы — молодцы. Я понимаю (опыт во мне говорит), что завтра мы не будем молодцами, нельзя просто воспроизводить одни и те же схемы. Уже опасно, уже надо что-то менять, а людям это очень трудно объяснить: «Ну что пристали, всё же в порядке? Ну что это за паникерство на пустом месте?». Бороться с успокоенностью моей команды я вижу часть, очень важную часть своей работы. И я, естественно, привечаю тех, кто может мне помочь в этом.
Е.М. Что Вы читаете?
Ел. Мор. Книги. Хорошие экономические. На лирику почти не остается времени. В свое время некоторые книги меня просто спасли. «От хорошего к великому», «Постоенные навечно», «Бизнес в стиле фанк», «Управление в стиле дзен», «Корпоративная религия». Все эти книжки — это просто то, что я сама когда-то придумала, а потом долго комплексовала, считала, что только одна я такая ненормальная. А оказалось — нет, много таких, и всё правильно. Сегодня я не в педагогической среде вижу сторонников, а в менеджерской и часто с огромным удовольствием общаюсь с молодыми людьми, которые уже другие и которые существуют уже не подпольно, не одиночками, а по-хорошему так, уверенно обустраиваются в этом мире. Я очень верю в этот процесс. И в них и в нас.
Личное мнение директора Морозовой Елены Юрьевной. Интервью и статьи.